Когда 5 марта 2017 года 64-летний пастор Джон Саньцян Цао пересекал границу Китая со стороны мьянманского штата Ва, китайские чиновники уже ждали его, чтобы арестовать. В течение многих лет он пересекал довольно условную границу между провинцией Юньнань и бедным штатом Ва, где он основал более 20 школ и несколько центров реабилитации наркозависимых, а также снабжал местных жителей лекарствами, книгами, школьными принадлежностями и Библиями. Штат Ва является частью пресловутого «Золотого треугольника», одного из крупнейших в мире центров производства метамфетамина.
Суд в Юньнане приговорил Цао к семи годам тюремного заключения за якобы «организацию незаконного пересечения границы» – преступление, обычно ассоциируемое с торговцами людьми.
Его дело привлекло к себе внимание общественности, поскольку жена и двое сыновей Цао являются гражданами США, а сам он имеет вид на жительство в США. Хотя Цао мог подать заявление на получение гражданства США, он решил сохранить свое китайское удостоверение личности, чтобы иметь возможность приезжать в Китай для совершения служения. Он посвящал свое время пасторской работе в китайской церкви в Северной Каролине и обучению лидеров домашних церквей в Китае, в том числе миссионерской работе.
Различные международные организации по защите свободы вероисповедания и американские законодатели уже давно выступают за его освобождение. В 2019 году Рабочая группа ООН по произвольным задержаниям пришла к выводу, что Цао стал объектом преследования из-за его христианской веры.
Китайские власти освободили Цао 5 марта этого года после того, как он отбыл наказание. Четверо полицейских доставили его в его родной город Чанша, где в течение пяти лет он должен находиться под надзором местных властей и «исправлять свое мышление».
Мы поговорили с Цао о времени, проведенном в тюрьме, о библейских стихах, которые были для него поддержкой, о его взглядах на преследования и о том, каково это – выйти из тюрьмы в изменившемся Китае. Это интервью было отредактировано и сокращено.
Как вы себя чувствуете сейчас?
С момента моего освобождения прошло более 40 дней. Мое здоровье значительно улучшилось: поначалу у меня сильно шумело в ушах, сейчас мне намного лучше. Каждый день я выхожу на 20-минутную пробежку, поэтому мое тело хорошо восстанавливается.
Насколько вы свободны сейчас?
В целом я свободен, хотя два ведомства, судебная канцелярия и полиция, каждый месяц посещают меня на дому с целью контроля. Я могу выходить и ходить без сопровождения. Однако у меня нет китайского удостоверения личности, поэтому я не могу пойти к врачу или куда-либо поехать.
Каким было ваше тюремное заключение?
За время заключения я побывал в двух тюрьмах. Поскольку я делился Евангелием с другими заключенными в первой тюрьме (исправительный центр в Меньляне, Юньнан), в 2019 году меня перевели в тюрьму в Куньмине. В наказание мне больше не разрешали разговаривать с другими заключенными.
Изображение: предоставлено China Aid / обработка Christianity TodayВ Китае заключенным необходимо пройти лаогай, что означает «исправление трудом». Коммунистическая партия Китая (КПК) считает труд благородным делом и требует от заключенных работать долгие часы. Цель лаогая – превратить плохого человека в хорошего.
В исправительном центре в Меньляне мы шили штаны и одежду, за что почти ничего не получали. В тюрьме в Куньмине я собирал бумажные пакетики для чая, а также пакеты для подарков и фруктов, не получая при этом никакой оплаты.
Пока я был в тюрьме, я не бывал на солнце – я видел солнечный свет, вероятно, не больше 10 раз в году. Без солнечного света и витамина D, который он производит, мое тело ослабло. Мне не разрешали выходить на улицу и заниматься спортом. Я не мог заниматься спортом даже в своей камере.
Каждый день с 7 до 7:30 утра нам приходилось смотреть государственную программу новостей.
Меня эти новости не интересовали, поскольку они для меня были догматичными и бессмысленными. Обычно я склонял голову, чтобы помолиться, пока по телевизору показывали новости. В некоторой степени благодаря новостям я узнал о пандемии COVID-19 и других важных внешних новостях.
Всем нам пришлось выучить десятки «красных песен» [восхваляющих КПК], чтобы «наследовать красные гены и подготовиться к освобождению всех людей».
Поскольку в тюрьме в Куньмине я не мог ни с кем разговаривать, я молился и пел песни прославления. Еще я написал несколько хвалебных стихов. За мной следили четверо сокамерников, и я не мог выходить из своей камеры. Хотя они могли свободно общаться с заключенными из других камер, ни с кем из них я разговаривать не мог. Точно так же и другие заключенные не подходили ко мне, когда видели стоящих рядом со мной четырех охранников.
Есть ли какие-то конкретные библейские стихи, которые вас особенно воодушевляли?
В тюрьме у меня не было Библии. Хотя и моя мать, и мой адвокат приносили Библии в тюрьму, персонал исправительного учреждения отказался передать их мне. Моя мать записывала стихи из Библии в своих письмах ко мне. Однако полиция проверяла нашу переписку: если в письмах упоминалась вера, они не доставлялись.
В обеих тюрьмах были небольшие библиотеки с сотнями книг. Я искал книги Льва Толстого, так как в его книгах есть стихи из Библии. Когда они мне попадались, я был очень-очень рад и переписывал стихи в блокнот. За четыре года моего пребывания там я переписал десятки стихов.
Особенно мне нравились стихи, в которых вспоминаются верующие, страдающие в темницах. В Псалме 136:1–3 говорится:
При реках Вавилона, там сидели мы и плакали,
когда вспоминали о Сионе;
на вербах, посреди его,
повесили мы наши арфы.
Там пленившие нас требовали от нас слов песней,
и притеснители наши – веселья:
«пропойте нам из песней Сионских».
Эти стихи об Израиле и горе еврейского народа во время его вавилонского изгнания тронули меня.
Вы когда-нибудь сомневались в своей вере или задавались вопросом, почему вам пришлось пройти через это испытание?
Я никогда не задавался этим вопросом. Возвращаясь в Китай, чтобы распространять Евангелие, я знал, что рано или поздно меня будут преследовать за мою веру. Иисус сказал, что мы пройдем через то, что пережил он. Ибо кто захочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Господа, тот сбережет ее.
Кроме того, я побывал во всех провинциях Китая, где встречал многих христиан, которых преследовали, избивали и заключали в тюрьму. Я слышал их свидетельство. Поэтому, когда этот день настал, в моем сердце был великий мир. Я знал, что мне дорого обойдется моя вера, поэтому мне было очень радостно.
Ваша мать прилагала много усилий, чтобы навестить вас. Что стоит за ее силой и смелостью?
Моя мать может показаться обычной христианкой, но она очень замечательная христианка. Чтобы добраться до исправительного центра в Меньляне, где я содержался, ей требовалось два полных дня, и часто она даже не могла со мной увидеться. В те дни, когда нам удавалось повидаться, нам приходилось разговаривать по телефону через стекло. Наши разговоры прослушивались.
Однажды мать упомянула, что один верующий передает мне свое приветствие и что он молится за меня. Еще до того, как она закончила предложение, ключевое слово молиться заставило полицию прервать наш разговор и закончить наше свидание. Она столько часов ехала в поезде ради трехминутного разговора со мной, поэтому она расплакалась.
Согласно китайскому уголовно-исполнительному законодательству, заключенные имеют право писать письма своим близким, но я мог писать только своей матери. Это делало невозможным мой контакт с внешним миром, поскольку я мог общаться только через нее.
Чтобы отдать дань уважения матери, я написал о ней стихотворение. В нем рассказывается о том, как во время Второй мировой войны многие матери отправляли своих сыновей на фронт воевать. В одной строке говорится: «Раньше матери отправляли своих сыновей, а сейчас моя мать стоит рядом со мной». Я считаю свою мать своим товарищем, который сражается рядом со мной. Она сильнее матерей времен Второй мировой войны.
Многие люди, от простых христиан до американских правительственных чиновников, призывали к вашему освобождению и молились за вас. Что бы вы хотели им сказать?
Я чрезвычайно благодарен всем братьям и сестрам из разных стран, которые молились за меня и выступали в мою защиту. Я также знаю, что они пытались по многим каналам убедить китайское правительство исправить эту ошибку и освободить меня.
Я очень благодарен многим американским законодателям и чиновникам, которые приложили немало усилий, чтобы освободить меня. Будь то обычные граждане или чиновники, они поддерживали за меня из чувства справедливости.
Многие китайские христиане также приходили к зданию тюрьмы, чтобы помолиться за меня. Это могло привести к их аресту, они сильно рисковали. Полицейские в тюрьме знали, что если у ворот стоят люди, то они молятся за меня. Однажды полицейский сообщил мне по секрету, что у ворот люди стоят на коленях и молятся за мою свободу.
Когда вас освободили, вы вернулись в совсем другой Китай, где стало еще меньше свободы для христиан, экономика ухудшается, а гражданское общество подвергается репрессиям. Как вы с этим справляетесь?
Сначала, когда я узнал о своем семилетнем сроке, я не мог поверить, что меня будут преследовать, поскольку то, что я делал на севере Мьянмы, было выгодно Китаю.
Когда меня освободили, я узнал, что многие пасторы были арестованы. Я понял, что это репрессии против домашних церквей в Китае в целом, и я просто оказался в этом процессе одним из первых.
Китайские христиане не настроены против правительства, они подчиняются конституции. У обычного гражданина нет оружия – как он может подстрекать к свержению государственной власти? Для правительства расправа с христианами – это акт самоповреждения. Пострадают не только христиане, но правительство также навредит своей репутации и будет дискредитировано.
Какие у вас планы на будущее?
Во-первых, я хотел бы получить китайское удостоверение личности, чтобы воссоединиться со своей семьей в США. Без удостоверения личности я не могу свободно перемещаться, купить сотовый телефон, регистрировать учетные записи в интернете и обращаться к врачу.
Речь идет не только о воссоединении или неудобствах. Это также тот факт, что я гражданин Китая. Я высоко ценю свои права как гражданина, и когда меня их лишают, то я считаю, что это очень нечестно и несправедливо. Христиане часто сталкиваются с подобным обращением в своей повседневной жизни.
В остальном у меня все хорошо. В Чанше все хорошо. Я могу участвовать в церковных собраниях лично и онлайн. Некоторые домашние церкви связывались со мной и приглашали быть у них пастором, но я еще ничего не решил по этому поводу, поскольку домашние церкви в Китае по-прежнему считаются нелегальными. Как всегда, моя главная цель – проповедь Евангелия.
